Лодку готовлю к весне

* * *

                  Е. К.

То, что внешне, дорогая, всё конечно,

Распадается когда-то всё на свете –

Эти руки, эти губы, эти плечи,

Прекращается внезапно даже ветер.

На фундаментах былых дома иные,

Дровяник поленницами полон.

Для кого-то всё, наверное, впервые,

Для другого – прошлого осколок.

Через стёклышко легко глядеть на небо,

Где полуденное солнце пышет печкой.

Знаешь, форма не всегда нужна

                                              для хлеба,

Но, как солнце, каравай извечен.

Эта женщина, играющая с кошкой,

Будто впрямь переплелись

                           все наши судьбы.

И гляжу я удивлённо и сторожко –

Не спугнуть бы,

               не спугнуть бы,

                           не спугнуть бы…

Воспоминание

Папиросы «Красная звезда»,

На прилавке влажном сдачи мелочь.

Я и сам был мелочью тогда –

И взялась откуда только смелость

Заглянуть в пивную на углу,

Выполняя бабкино заданье:

Дядьку отыскать – и ни гу-гу,

Никому другим про это знанье!

В мире мини-юбки правят бал,

У парней битловской моды патлы.

Здесь же не смолкают шум и гвалт,

Пива бочкового запах затхлый.

Кружку с пеной выставив на вид

(Под столом чекушка наготове),

Выпьет колченогий инвалид,

Потерявший ногу под Москвою.

Стукнув деревяшкой о порог,

Он уйдёт, не оглянувшись даже,

Наградных не удостоен строк,

Не герой победных репортажей,

Посреди шестидесятых лет

Юбилейной награждён жестянкой.

И глядел я инвалиду вслед,

Ощутив у времени изнанку.

Взяв с прилавка пачку папирос,

Дядька брёл неспешно и бедово

К бабке на придирчивый допрос,

Где таилась боль за каждым словом.

Прочь ушла недавняя гроза,

Тех людей нет, жизнь прошла по краю…

Папиросы «Красная звезда»

Фабрики давно не выпускают.

Гончар

Густеет глиняное тесто,

На гончаре мокра рубашка.

Ему пока не интересно,

Что это будет – крынка, чашка?

Он хмурится, немногословен –

К чему с лопатой сантименты!

Всегда в кармане наготове

Для проверяющих патенты.

Гончар помнёт комочек вязкий,

Лизнёт, поморщится от цвета.

Какие творческие дрязги –

Он и в пивной бывает редко.

Хранит места хорошей глины,

Что заповеданы от старших.

У гончаров больные спины,

У гончаров красивы чаши.

Он знает глину, как супругу –

На ощупь все изгибы тела.

И лишь, когда подходит к кругу,

Душа становится несмела.

Живёт в Горшечном переулке,

Неподалёку от базара,

Но слышит голос неба гулкий

В печном потрескиванье жара.

* * *

Тем ли временем, этим

Жить придётся – неважно.

Главное, что на свете

Жил и влюблён был даже.

Прежде – острей и чаще,

Нынче – не те масштабы.

Главное, настоящим

Оставаться всегда бы.

Вот ещё один прожит

День – и с вином, и с хлебом,

Только чувствуешь кожей

Приближение Неба,

Где любовь бестелесна,

А иначе нелепа.

Ну а нам как без песен,

Если любишь ты крепко!

И всегда только с болью –

Как ожог, без остуды.

А иначе любовью

Не назвали бы люди.

Без неё, как без соли,

Жизнь покажется пресной.

И любое застолье

Невозможно без песен.

В них фантомные боли

И былые утраты,

Будто с нами всё, что ли,

Это было когда-то.

Кто-то скажет иначе:

Мы другого аршину!

А потом сам заплачет

Под ту же «Лучину».

А и вправду, зачем нам

Поверять свою душу

Персиянкою пленной

Или даже «Катюшей»?!

Современнее можно

Подобрать нам образчик,

Но и нынче тревожно

От любви настоящей.

* * *

                     Е.К.

В узком пространстве залива пруда

Дремлет осенняя злая вода,

Свет фонаря преломляя.

Бьётся о вёсла тонкий ледок,

Что ты прочтёшь меж этих строк,

Коль мы друг друга не знаем?

Светит на юге всё та же звезда,

Стаей гусей пролетают года –

Жизнь до весны замирает.

У домоседов забава одна –

Выпив вина, сидеть у огня,

Странствия припоминая.

Там от жилищ только ямины в ряд,

Дождик четвёртые сутки подряд

Сыплет на домик наш малый –

Всё, что осталось от жизни былой,

Канувшей, сгинувшей, словно водой

Смытой – весеннею, шалой.

Пруд наш, дожди, ледостав, ледоход –

Вечное в мире движение вод,

Что не всегда замечаем.

Снова ледок прозвенит под веслом.

Что же меня сюда занесло,

Ветром каким отчаянным?

Чай заварю и гляну в окно

И всё пишу как будто письмо,

Пусть адресата не знаю.

Только в конце, уже перед сном

Вдруг осознаю: то было давно –

Что же я всё вспоминаю?!

Так и живу в ожиданье погод,

Лодку готовлю к весне каждый год –

Манит всех в мае дорога.

У домоседов забава одна –

Выпив вина, сидеть у огня,

Не покидая порога.

* * *

Жаркий июль двадцать первого,

Время тревожное, нервное –

Шаг всего до катастрофы.

Как мне писалось в июле том! –

Грозы, и те огибали дом,

Чтоб не спугнуть эти строфы.

Впрямь потепление климата –

Жаркий июль душу вымотал!

Чахнет любое растение.

Пусть интернет пугает войной,

Путиным, Байденом, новой чумой –

Пишется стихотворение.

Что ему наших тревог число

Или экспертов пророчества –

Кровь твою сцедит до донышка.

И, захмелев, как будто вампир,

Твой ноутбук выбросит в мир

Просто ещё одно зёрнышко.

Вот и гадай – взойдёт не взойдёт,

Даром ли пот и будет ли плод

В радость кому и ко времени?

Или, упав на галечный пляж,

Камешком ляжет в местный пейзаж,

Как в ожидании премии.

Но не писал я намеренно

В жаркий июль двадцать первого –

К вечности вполоборота

Пряжу сучил и строчку тачал,

Лампу ночами не выключал.

А дальше не наша забота.

Радуга

Радуга – в Отечестве отрада,

И других утех, похоже, нет.

Будто вправду родина мне рада,

Посылая свой вечерний свет,

Отпуская граммами и штучно

Радости для тела и души –

Даже с точки зрения научной,

Хватит, мол, иди, не мельтеши!

Всё учтёт экономист кремлёвский,

Каждый вспомнит хлебец и рубец!

А вот этой радуги неброской

Не заметит в глубине небес.

Мы с ним не делили хлеба-соли

И не грелись вместе у огня.

Манит нас звериный запах воли,

Но чужда крысиная грызня.

Родиной торгуют крупным оптом,

На продажу ставят, не тая,

Но не купит радугу Европа,

Потому как есть у них своя.

Речь родную не продашь в Китае,

Сколько ни проси за диалект.

Так, выходит, не совсем мы стая,

Столько накопив за тыщи лет!

Чтобы так вот радовало чудо,

Надо просто на земле стоять,

Жить, работать и творить, покуда

Этою землёю нам не стать.

Кто душой богат, кто полон брюхом,

Жизнь провёл у барского стола.

Не отнять последнюю краюху

И живого от печи тепла.

Радуга тому сегодня ближе,

Кто землёю этой дорожит.

Вот и всё – исчезла, ниже, ниже,

И теперь дай бог, чтоб не в ножи!

Личный архивный фонд

                          Памяти П.П. Берша

Вот грамота за плодотворный труд,

А эта – к юбилею Октября.

Когда тебя на кладбище снесут,

Что проку в красных днях календаря,

В медальке с лысым профилем вождя,

В дипломе, что почётный гражданин!..

Ты только улыбнулся, уходя,

Поскольку жил по правилам иным.

Век то монетой пробовал на зуб,

То ловчую тебе готовил сеть.

Немецкий мальчик в русскую грозу

Вдруг чудом умудрился уцелеть.

В какие незнакомые края

Ещё могла бы вывести судьба,

Когда бы не ирония твоя!

Но город выбрал именно тебя

В хранители проспектов и домов,

Фасадов, красных линий, этажей,

Микрорайонов новых и дворов,

В которых сохло чьё-то неглиже.

Знаток опорных балок, кровель, лаг,

Искавший душу в улицах родных,

Сводил с ума партийных бедолаг

И восхищал соратников своих.

Потом всё переменится вокруг,

Во всём ища финансовый резон,

Мы обустроили и центр, и пруд,

Перекроили городской фасон.

И всё-таки тот город не исчез,

Среди морщин и глянца, там и тут

Черты знакомые, идущие вразрез

С эпохою фастфуда, вдруг мелькнут.